Легенда о Побратиме Смерти - Страница 25


К оглавлению

25

— Я чуть было не умерла, — сказала она.

— Теперь все позади. Ты жива.

Помолчав немного, она взглянула на него.

— Хорошо бы мне в самом деле научиться плавать.

— Я поучу тебя, только не сегодня, — улыбнулся Талисман.

Солнце уже садилось, стало немного прохладнее. Талисман принес мешок с хворостом. Зусаи, в штанах и голубом камзоле, стирала их пропыленную одежду. Он развел костер в скальной выемке, на старой золе. Зусан подсела к огню, и они провели некоторое время в уютном молчании.

— Ты тоже изучаешь историю, как твой дед? — спросил Талисман.

— Я помогаю ему в занятиях с восьми лет и не раз ездила с ним в разные священные места.

— И в святилище Ошикая бывала?

— Дважды. Когда-то там был храм — самое древнее строение в готирских землях, по мнению дедушки. Ошикая, по преданию, похоронили там после Битвы в Долине. Его жена была с ним, когда он погиб, поэтому долину потом и назвали Слёзы Шуль-сен. Паломники уверяют, будто ее рыдания слышны до сих пор, если сесть вблизи от святилища в холодную зимнюю ночь. А вы слышали, как она плачет, Талисман?

— Я там никогда не бывал.

— Простите меня, господин, — с поклоном сказала она. — Боюсь, что мои слова вас задели, хоть я этого не хотела.

— Не беда, Зусаи. Расскажи мне о святилище — какое оно?

— В последний раз я была там три года назад. Мне исполнилось четырнадцать, и дедушка нарек меня женским именем — Зусаи.

— А как тебя звали в детстве?

— Вони. На чиадзе это означает «писклявая крыса».

— По-надирски будет почти так же, — усмехнулся Талисман.

— По-надирски это будет «паршивая коза». — Зусаи склонила голову набок и сверкнула такой улыбкой, что Талисмана точно кулаком между глаз ударили. Он заморгал и втянул в себя воздух. До этой улыбки ее красота казалась столь холодной и недоступной, что не причиняла Талисману никаких хлопот. Но теперь? Ему почему-то стало трудно дышать. Вытащив Зусаи из пруда, он почти и не заметил ее наготы. Теперь же ему не давала покоя память о ее золотистой коже, округлостях бедер и живота, больших темных сосках маленьких грудей. До него с опозданием дошло, что Зусаи к нему обращается.

— Что с вами, мои господин?

— Ничего, — ответил он резче, чем намеревался, ушел вверх по тропе и сел там на камень. Улыбка Зусаи не шла у него из ума, и все тело ныло от желания. Его точно околдовали. Он оглянулся на девушку, тихо сидящую у костра. Нет, она не колдунья — просто она красивее всех женщин, которые Талисману до сих пор встречались.

И он обязался честью доставить ее другому мужчине.

Чорин-Цу говорил о жертве — теперь Талисман понял, что это значило...


Зусаи сидела у костра, закутавшись в пестрое одеяло. Талисман спал рядом, дыша глубоко и ровно. Когда одна из лошадей во сне задела копытом камень, Талисман вздрогнул, но не проснулся. Зусаи рассматривала его лицо в лунном свете. Не красавец, но и не урод, даже милый, подумала Зусаи, вспомнив, как осторожно он закутал ее в одеяло и как заботливо смотрел на нее, когда она оправлялась после страшного происшествия. За годы, проведенные с дедом, Зусаи встречала многих надирских кочевников. Некоторые ей нравились, другие были противны. Но все они пугали ее — свирепостью, которая неизменно проглядывала в них, склонностью к насилию и кровопролитию. А вот Талисман не такой. В нем чувствуется сила и власть — редкость для столь молодого человека. Но он не жесток и не любит крови — это видно.

Зусаи бросила в костер остаток дров. Ночь не была холодной, но маленькое пламя успокаивало. Кто же ты, Талисман? Надир, это несомненно. И уже достиг возраста мужчины — почему же он не носит надирского имени? Почему «Талисман»? Или взять его речь: у надиров язык гортанный, многие звуки — горловые, поэтому им бывает трудно говорить на более мягком наречии круглоглазых южан. Талисман же говорит свободно, с богатыми интонациями. Зусаи провела много месяцев среди надиров, когда дед путешествовал по историческим местам. Они люди грубые, суровые и неуступчивые, как степь, в которой живут. С женщинами они обращаются жестоко и пренебрежительно.

Когда Талисман разделся и нырнул в воду, Зусаи это и возмутило, и взволновало. Она впервые видела обнаженного мужчину. У него бледно-золотистая кожа, тело — по-волчьи поджарое, а спина, ягодицы и ляжки покрыты белыми рубцами от кнута. Надиры жестоки со своими женщинами, но детей наказывают редко — во всяком случае, не так, чтобы оставить рубцы.

Да, Талисман — настоящая загадка.

«Он станет одним из военачальников Собирателя, — сказал ей дед. — Он мыслитель, но при этом человек действия. Такие люди — редкость. Надиры прославятся благодаря таким, как он».

Горячность старика смущала Зусаи.

«Но ведь это не наш народ, дедушка. Что нам до них?»

«Мы происходим от одного корня, малютка. Но дело даже не в этом. Чиадзе — богатый гордый народ. Мы гордимся своей особостью, своей культурой. Круглоглазые — вот настоящие дикари, и зло, исходящее от них, превыше нашего понимания. Может статься, что скоро они обратят свои взоры на нашу родину и двинутся туда войной, неся с собой свои болезни и свою гнусность. Объединенные надиры могли бы стать стеной против такого нашествия».

«Они никогда не объединятся. Они ненавидят друг друга».

«У того, кто придет, у человека с лиловыми глазами, будет власть объединить их, перевязать вековые раны».

«Простите мою несообразительность, дедушка, но я не понимаю. Если он все равно придет и это предсказано звездами, зачем вы тратите столько времени на свои труды, путешествия и встречи с шаманами? Разве он не придет к власти независимо от ваших усилий?»

25