— Трижды проклятый Шаошад, — прошипел Носта-хан.
— Может, он и проклят, но демонов у ворот мы бы без него не одолели. Друсс и Ошикай — это колоссы. Никогда еще не видел такой силы, такой ярости, подчиненной воле. Когда явились чешуйчатые чудища, я подумал, что нам конец. Ошикай же бросился на них, и Друсс тоже. Я был уже ранен и едва держался на ногах. — Талисман ощупал бок, ища рану, и улыбнулся. — Совсем ослаб.
— Тебе надо отдохнуть, — сказал Носта-хан. — Твоя зхи стала сдавать. Я прочту целительные слова над тобой, пока ты спишь.
— Им не пройти. Демоны лезут со всех сторон.
— В каком положении ты оставил их? — спросил Талисмана Зибен.
— Друсс ранен в бедро и в левое плечо, Ошикай в грудь и в ляжку. Я видел, как они вошли в темный туннель. Тот шаман, Шаошад, вел их, держа палку, которая горела, как факел. Я хотел пойти за ними... но очутился здесь. Не надо было мне соглашаться с условием Шуль-сен. Я убил Друсса и погубил душу Ошикая.
— Друсс еще крепок, — сказал Зибен, указывая на яркое сияние вокруг воина. — Я знаю его давно и могу поспорить, что он вернется. Ты уж мне поверь.
Талисман снова вздрогнул, и Носта-хан накинул ему на плечи одеяло.
— Отдохни, Талисман. Сон излечит тебя от усталости.
— Нет, я буду ждать, — пробормотал Талисман.
— Как пожелаешь, мой господин.
Талисман лег, и Носта-хан начал тихо петь над ним. Воин закрыл глаза. Пение продолжалось долго, и наконец шаман умолк.
— Он проспит много часов. Айя! Мое сердце исполнено гордости за него. Он воин, каких мало, и человек чести!
Сияние вокруг Друсса потускнело.
— Вернул бы ты и его назад, — сказал Зибен.
— Не теперь еще. Все пока хорошо.
Друсс прислонился к черной скале и упал на колени. Силы его были на исходе, и кровь молочного цвета текла из многочисленных ран выше пояса. Ошикай положил свой золотой топор на камень и сел. Он тоже был изранен. Маленький шаман Шаошад подошел к Друссу, приложил свою костлявую ручонку к глубокой ране на плече воина — и она сразу затянулась.
— Мы почти на месте, — оказал шаман. — Осталось перейти всего один мост.
— Не думаю, чтобы я мог ступить еще хоть шаг, — отозвался Друсс. Шаошад прикоснулся поочередно ко всем его ранам, и молочная жидкость мало-помалу перестала течь.
— Всего один мост, дренай, — повторил Шаошад, а после перешел к Ошикаю и стал лечить его раны.
— Что Талисман, умер? — слабым голосом спросил Ошикай.
— Не знаю, но его больше нет здесь. В любом случае он нам не помощник. Сможешь ли ты идти дальше?
— Я найду Шуль-сен, — упрямо ответил Ошикай. — Ничто меня не остановит.
Друсс обвел взглядом необъятную черную пещеру. Сталагмиты колоннами поднимались к высокому потолку, с которого свисали им навстречу громадные сталактиты — словно два ряда клыков в огромной пасти. Один из уцелевших нетопырей скорчился на карнизе, высоко над ними. Друсс видел его злобные красные глаза. Мертвые собратья этой твари лежали на полу пещеры, растопырив поломанные серые крылья, а последний больше не пытался нападать. Путь сюда был долог, страшен и пролегал через места, каких в мире плоти не увидишь. Друсс уже ходил однажды в Пустоту, чтобы вернуть Ровену из царства мертвых. Но тогда он шел по Дороге Душ — цветущим садом по сравнению с тем, что ждало его теперь. Здешние края не подчинялись известным Друссу законам природы. Все постоянно менялось под грифельно-серым небом: на равнине внезапно вырастали утесы, и оттуда рушились валуны с дом величиной. Пропасти разверзались под ногами, точно невидимый плуг пропахал их на мертвой земле. Черные скрюченные деревья вырастали в один миг, и их ветви вцеплялись в путников, как когти. Несколько дней — а может, часов — назад воины спустились в ущелье, чье дно было усеяно ржавыми железными шлемами. Молния то и дело освещала небо, бросая вокруг уродливые тени. Талисман шел впереди, когда шлемы затряслись, черная земля раздалась, и из под нее вышли давно погребенные воины. На их полусгнивших лицах кишели черви. Беззвучно они двинулись на путников. Талисман обезглавил первого, но второй нанес ему глубокую рану, Друсс и Ошикай ринулись вперед, круша топорами разложившиеся тела.
Бой был долгим и тяжким. Шаошад швырял в мертвецов огненные шары, и в воздухе разило горелым мясом. Под конец Друсс с Ошикаем остались спина к спине на целом кургане трупов, Талисман же исчез без следа.
На том конце ущелья темный ход привел их в недра самой высокой из виденных Друссом гор, где на них накинулись эти дьявольские нетопыри.
— Скажи мне, что они были последними, — обратился Друсс к Шаошаду. — Это меня очень порадует.
— Нет, воин, впереди еще немало всего. Но ты ведь знаешь, — добавил шаман с лукавой улыбкой, — ничто стоящее не дается даром.
— Чего нам еще ожидать? — спросил Ошикай.
— Мост сторожит Большой Медведь. Что будет после — не знаю. Но один нам встретится точно — это Чаката, тот, что подверг Шуль-сен жесточайшей казни. Он будет там — в том или ином виде.
— Тогда он мой, — сказал Ошикай. — Слышишь, Друсс? Он мой!
Друсс взглянул на мощную фигуру в порядком побитой золотой броне:
— Кто бы спорил, парень.
Ошикай со смехом пересел поближе к Друссу.
— Клянусь Богами Камня и Воды, Друсс, тебя я с гордостью назвал бы братом. Жаль, что я не знал тебя при жизни. Мы опорожнили бы дюжину кувшинов вина и всю ночь хвастались бы своими подвигами.
— Вино — это хорошо, но хвастаться я никогда особо не умел.
— Это искусство приобретается с годами, — согласился Ошикай. — Я убедился, что рассказ становится куда занимательнее, если увеличить число врагов в десять раз. Бывает, правда, достоверно известно, что их было всего трое — тогда они превращаются в великанов.