— Чтобы помочь — так она сказала.
— Тебе грозит большая опасность, поэт.
— От нее? Вот уж не думаю.
— Не только от нее, дуралей. Каждый надир знает историю о Глазах Альказарра, волшебных камнях. Талисман думает, что ты нашел их, и я тоже так думаю. Некоторые раненые вчера были при смерти, а сегодня вышли на стены.
— Чепуха. Просто они...
— Не лги мне! Я слышала, что сказал Талисман. Если, мол, камни у тебя, он их отберет, а если Друсс вступится, они убьют его. Отдай камни Талисману — тогда все будет хорошо.
Зибен сел на отчищенный добела стол.
— Не могу, любимая. Друсс дал обещание умирающему, а Друсс — это человек, который живет согласно своему слову. Понимаешь? Но и я тебе обещаю, что не оставлю камней у себя. Если мы останемся в живых, что сомнительно, я отвезу их в Гульготир, вылечу Друссова друга, а потом верну их Талисману.
— Он тебе не позволит. Потому он и подослал эту женщину — чтобы следила за тобой, как змея. Не исцеляй больше умирающих, поэт.
— Я должен. Волшебство для того и существует.
— Теперь не время быть слабым. Люди в бою всегда гибнут. Они ложатся в землю и питают ее. Ты понял? — Она заглянула в голубые глаза поэта, и ей стало ясно, что она не убедила его. — Глупец! Глупец! Хорошо, не давай им умирать. Но лечи не до конца, чтобы они не уходили отсюда. Слышишь?
— Слышу, Ниоба. Ты права. Я не могу допустить, чтобы Друсса убили из-за них. — Он с улыбкой запустил пальцы в ее темные волосы. — Я люблю тебя. Ты свет моих очей.
— А мне от тебя одно горе. Ты не воин и весь мягкий, как щенок. Такого любить нельзя.
— Но ты все-таки любишь, правда? — Он прижал ее к себе. — Ну, скажи.
— Нет.
— Ты еще сердишься на меня?
— Да.
— Тогда поцелуй меня, и гнев пройдет.
— Я не хочу, чтобы он проходил, — сказала она, вырываясь. За стеной пропел боевой рог.
— Снова начинается, — вздохнул Зибен.
Готирская пехота разделилась на три отряда человек по двести в каждом. Друсс присмотрелся — только два отряда несли с собой лестницы.
— Третий пойдет к воротам, — сказал он неизвестно кому.
Позади пехоты выстроились в две шеренги больше пятисот пеших улан — они стояли без копий, с саблями наголо. Забил барабан, и войско медленно двинулось вперед. Друсс почувствовал страх в людях рядом с собой.
— Не думайте о том, сколько их, — сказал он. — Главное в том, сколько у них лестниц, а их и тридцати не наберется. Только тридцать человек могут влезть на стену зараз, остальные будут без толку толочься внизу. Много-то их много, но из-за одного этого бояться не стоит.
— А ты ничего не боишься, воин? — спросил Нуанг Ксуан.
— Ты что тут делаешь, старикан? — с ухмылкой обернулся к нему Друсс. — Ты ведь ранен.
— Я крепок как волк и силен как медведь. Много ли еще до моей сотни?
— По моему счету, больше девяноста.
— Э-э, ты, видно, плохо считал.
— Держись поближе ко мне, Нуанг, — тихо сказал Друсс, — только не слишком близко.
— Я буду здесь до конца, и вокруг меня вырастет гора мертвых готиров.
Вражеские лучники выбежали вперед и осыпали защитников стрелами. Те пригнулись, прячась за зубцами, никто не пострадал. Барабан забил быстрее, топот бегущих ног заглушил дробь. Лестницы грохнули о стену. Воин слева от Друсса хотел встать, но Друсс пригнул его вниз.
— Не спеши, парень. Лучники только того и ждут.
Воин испуганно заморгал. Друсс сосчитал до десяти и выпрямился, сверкнув на солнце своим топором. Первый готир как раз добрался до верхушки лестницы, и Снага размозжил ему череп.
— Лезьте сюда и умрите! — взревел Друсс, обратным ударом раскроив бородатое лицо второго готира.
Надиры вокруг него отчаянно рубились с врагами. Двое солдат влезли было на стену, но тут же пали мертвыми. Один из надиров свалился со стрелой, торчащей из виска.
Талисман со стены над воротами смотрел, как Друсс и Небесные Всадники бьются за западную стену. Второй готирский отряд повернул к северной стене, которую оборонял Барцай со своим Острым Рогом.
Вражеские топоры обрушились на ворота, дробя ветхое дерево. Надиры бросали камни на атакующих, но ворота продолжали трещать.
— Готовься! — бросил Талисман Летучим Коням. Они, со стрелами на тетивах, стали на колени — и на ограде, и на новой полукруглой стене за воротами. Талисман ощутил прилив неистовой гордости. Это надиры, его народ! И они сражаются вместе против общего врага. Так и должно быть. Не будут они больше рабски повиноваться проклятым гайинам. Не будут больше бегать от улан, вышедших в карательный поход.
Ворота внезапно треснули, и десятки солдат прорвались внутрь — но наткнулись на восьмифутовую стену.
— Огонь! Огонь! Огонь! — заорал Талисман, и стрелы посыпались на кучу готиров внизу. Сзади напирали новые солдаты, толпа была такой плотной, что немногие готиры сумели прикрыться щитами. Стрелы и камни летели на них градом. Талисман налег на валун, еще двое помогли ему, и камень рухнул вниз, в смертельную кашу. Готиры в панике начали отступать, топча своих раненых.
Талисман с мрачным удовлетворением смотрел сверху на трупы, которых было более тридцати. Стрела просвистела рядом с его головой, и он пригнулся. Вражеские лучники стояли теперь у проломленных ворот, стреляя снизу вверх по защитникам. Двое надиров упали, пронзенные в грудь.
— Ложись! — крикнул Талисман. Тут лестницы загремели о стену рядом с ним, и он выругался. Когда одни стреляют снизу, а другие лезут вверх, удержаться будет трудно.
Вытянувшись плашмя, он крикнул лучникам на кривой стене:
— Десять бейте их стрелков, остальные ко мне!